Капитан Ульдемир. Властелин [сборник Литрес] - Владимир Дмитриевич Михайлов

заговорит; человек, хорошо знающий его, по каким-то неуловимым признакам мог бы понять, что это ему даже понравилось: Олим не любил, когда люди раскисали сразу, тут не требовалось искусства, из них все сыпалось само – только подставляй мешок. Сегодняшний случай, видимо, обещал быть иным. И Олим начал сразу, без игры, без предисловий:

– Правила игры вам известны, Мина Ли (он назвал женщину ее настоящим именем, которое было ей дано при рождении здесь, на этой планете, и от которого она почти совсем уже отвыкла за годы, когда никто ее так не называл). Двойник погибает. Вы погибнете, потому что вы двойник.

– Ложь, – сказала Мин Алика спокойно.

Олим взял ручку, начертил на листе бумаги большую единицу.

– Вы не сообщили о взрыве институтов. Допускаю: о втором вы могли не знать. О первом знали наверняка.

Он обвел единицу кружком и написал цифру «два».

– Умалчивали о характере вашей связи с физиком Ро, продолжавшейся достаточно долго.

Мин Алика вздернула голову.

– Сообщать об этом мне не вменялось в обязанность.

– Не глупите, – осуждающе сказал Олим. – Вы знаете, о чем речь. Это было у вас всерьез. Может быть, не сразу. Но стало. И вы обязаны были доложить.

Он обвел цифру «два» и написал тройку.

– В развитие пункта второго: вы не сделали попытки завербовать физика, хотя отлично знали, что он работает в перспективном направлении. Если вам самой по каким-то причинам это было затруднительно, вы были обязаны вывести на него кого-то из наших. Только не говорите мне, что не могли связаться с ними.

– Не говорю, – сказала Мин Алика.

– Почему же вы этого не сделали?

– Мы отлично чувствовали себя в постели вдвоем, – ответила она дерзко. – Третьи лица нам не требовались.

– Исчерпывающе, – сказал Олим тем же голосом, негромким и монотонным. – Вот три пункта, которых вполне достаточно.

– Однако же ни один из них ничего не говорит о работе на врага.

– Если бы у нас было время и желание искать, мы нашли бы доказательства. Но нет необходимости. Зато три пункта доказаны.

– Не уверена. Почему вы решили, например, что мои отношения с Форамой Ро не были чисто тактическими?

Выражение лица Олима не изменилось, когда он сказал:

– Если бы у нас и были сомнения, они отпали бы сейчас. В машине вы успешно отстояли свою честь. Раньше такое не пришло бы вам в голову. Вы не дура, вы поняли, почему он полез к вам. И знали, что уступить – проще. Но не пошли на это.

– Да, – сказала Мин Алика. – Не пошла. И именно по той причине, которую вы подразумевали.

Олим несколько секунд помолчал. Он знал и это: смелость отчаяния. Последняя роскошь, какую может позволить себе уличенный.

– Ну вот и все, – сказал он затем. – По традиции могу выслушать ваши последние желания. Не могу поручиться, что мы их выполним. Но если что-то будет в наших силах…

– Разумеется, – сказала Мин Алика, – вы передали бы мое последнее «прости» моим родителям, если бы не та катастрофа. Не уверена, что вы не приложили к ней руки.

– Нет, – сказал Олим. – Не было надобности. Это случай.

– Хорошо, – сказала Мин Алика, раскрыв сумочку и разглядывая себя в зеркальце. – В таком случае я выскажу одно-единственное пожелание. Не сомневаюсь, мор коронный рыцарь (таково было высокое звание Олима, и, произнося его, Мин Алика сама улыбнулась про себя: быстро же вернулся к ней акцент Второй планеты, язык юности), что мое пожелание всецело совпадает с вашим, и вы не пожалеете сил, чтобы выполнить его в точности.

– Интересно, – сказал Олим без любопытства.

– Я желаю, мор Олим, чтобы вы жили долго и безмятежно. Очень долго и очень безмятежно. Вот и все.

– Постараюсь, – сказал Олим без улыбки. – Значит, все.

– Обождите. Для того чтобы выполнить мое пожелание, вы должны затратить полчаса и внимательно выслушать меня, по возможности не перебивая.

– Я никогда не перебивал вас, – сказал Олим.

– Вот и сейчас попытайтесь соблюсти традицию.

– У меня нет тридцати минут. Пятнадцать.

– Хорошо. За это время я успею изложить главное. Думаю, потом вы захотите услышать продолжение.

– Только не надо лишней игры, – сказал Олим. – Так у меня останется очень приятное впечатление о вас. Вы уходите, как и полагается, без истерик и многословия. А если вы сейчас начнете хитрить, то все смажете. Вы художница. В смерти тоже надо быть художником.

– Полагаю, этим советом мне удастся воспользоваться не так уж скоро, – сказала Мин Алика и улыбнулась. – Теперь скажите мне, мор рыцарь, но откровенно, так, как вы любите, чтобы отвечали вам: сколько институтов взорвалось у нас?

Тут Олим моргнул: к такому вопросу он не был готов ни в коем случае.

– Какое это имеет отношение…

– Значит, взрывы были. Причина взрывов вам известна?

– Как и вам. Самопроизвольный стремительный распад…

– Нет, причина этого распада. Она вам известна?

Теперь в глазах Олима промелькнуло любопытство.

– Насколько я знаю, наши ученые работают. Но…

– Но пока ничего не выяснили. Так я и думала. Иначе вы не сидели бы тут спокойно.

– Ага, – сказал Олим, – еще одна информация, которую вы утаили?

– Нас слушают? – спросила Мин Алика.

– Сейчас? Нет.

– Тогда слушайте вы… Кстати, я ведь не знаю, кто вы по образованию. И насколько поймете…

– Я историк, – сказал Олим спокойно. – И профессия заставляет меня быть в немалой мере философом. Все мы в конце концов приходим к философии. Но это вам знать не обязательно. То, что я разведчик, вам известно. А значит, пойму то, что вы собираетесь мне рассказать. Вы ведь тоже гуманитарий. Или жизнь с физиком вас так обогатила? – Он глянул на часы. – Ладно, увертюра сыграна. Давайте первое действие.

Мин Алика и на самом деле уложилась в пятнадцать минут. Когда она закончила, Олим казался столь же невозмутимым, каким был в самом начале их встречи.

– Волнующий финал, – сказал он хладнокровно. – Кода что надо. Итак, по-вашему, круги ада разверзаются перед нами. Но что тут можно поделать? Помиловать вас? Какой смысл, если мы все равно гибнем?

– Вовсе не обязательно гибнуть, – сказала Мин Алика. – Неужели вы этого не поняли?

– Я понял лишь, что вы так считаете. Но практической возможности изменить что-либо не вижу. Именно потому, что нахожусь достаточно высоко, откуда многие вещи видны иначе, чем от подножия.

Он начертил на новом листе единицу.

– Кто согласится лишиться нашего самого действенного оружия? Тут простое рассуждение: погибнем ли мы в результате этого самого распада – еще неизвестно, но что мы наверняка погибнем, оставшись безоружными перед армадами Старой, – факт, не подлежащий сомнению.

– Старой грозит, как вы знаете, то же самое. И она